Полицейский Антон Потурайко: «Я „провел“ в последний путь многих боевиков и неплохо на этом заработал»

— 20 мая 2020 года в районе Трехизбенки на Луганщине подорвалась на растяжке патрульная группа во главе с полковником милиции командиром батальона «Луганск-1» Сергеем Губановым. Он погиб, трое его коллег получили ранения. Губанову посмертно было присвоено звание Героя Украины. Расскажите о боевых операциях, в которых вам приходилось участвовать вместе с ним.

— Под руководством Губанова мы помогали нашей армии освобождать Рубежное и Северодонецк. Были и другие локальные мероприятия на территории Луганской области. Некоторые операции, в которых под началом Губанова участвовал и я, будут находиться под грифом «секретно» еще долгие годы. Во время одной из таких операций на территории Донецкой области в июле 2014 года Губанов доказал мне, да и всем ее участникам, что главное — не численный перевес, а боевой дух. Увидев, что противник превосходит нас числом и вооружением, он поднял над головой автомат и скомандовал: «Принимаем бой!» И, словно берсеркер, первым пошел в атаку. Мы в тот день семь раз сыграли в шахматы со смертью. И благодаря Губанову выиграли эту партию. Сергей Леонидович остался в моей памяти бесстрашным богом войны.

С Губановым мы были знакомы с 2010 года, вместе раскрывали тяжкие преступления: убийства, грабежи и разбои. Когда началась война, я работал старшим оперуполномоченным отдела уголовного розыска Луганского городского управления милиции, в секторе борьбы с групповой преступностью. В отличие от УБОП, мы ловили уголовников «помельче». А Губанов тогда был начальником Ленинского райотдела милиции Луганска.

Группа под его командованием первой пришла к нам на помощь, когда у нас произошла первая стычка с боевиками. В Луганске в середине апреля 2014 года они стали массово угонять необходимый им автотранспорт, в том числе со штрафплощадок, находившихся в ведении УМВД Луганщины. Получив приказ устроить засаду у одной из таких площадок, я вместе с коллегами приехал туда. Нам удалось заблокировать налетчиков и удерживать их за забором до прибытия подкрепления. Увидев, что наши силы не равны, мы попросили помощи. Первым приехал Губанов. Подошел ко входу с гранатой в руках и сказал: «Я Губанов, я захожу. Если выстрелите, мы умрем все вместе». Тогда же к нам подтянулись на подмогу сотрудники других подразделений. Но и к заблокированным угонщикам тоже подъехали их подельники. Угон мы предотвратили, но никого тогда не задержали.

«Некоторые бывшие коллеги еще в феврале 2014-го развесили у себя в кабинетах флажки России»

— Почему?

— От вышестоящего начальства поступило указание: «Не нагнетать ситуацию». Бандиты, которым мы не дали угнать машины, оказались из шайки тех, кто захватил здание СБУ. Когда они вышли за ворота штрафплощадки, то стали обниматься с сотрудниками «Беркута», подъехавшими вроде бы к нам на подмогу. В тот момент мы окончательно поняли, что на «Беркут» надежды больше нет.

Администратор этой штрафплощадки, вольнонаемный сотрудник, тоже оказался коллаборантом — сам отдал ключи бандитам. Когда мы приехали, заявил нам, что «все нормально», после чего мы его и скрутили.

Еще в наших рядах обнаружился тогда предатель. Один сотрудник розыска перед выездом стал звонить боевикам в захваченное здание областного управления СБУ: «Нам сказали, что ваши люди машины берут со штрафплощадки. Но, я так понимаю, что это не ваши люди?» Я возмутился: «Ты зачем с бандитами договариваешься?» — «Нам ссориться с ними нельзя», — парировал он.

Разделение на «своих» и «чужих» стало очевидным еще после расстрела протестующих на Майдане, а триггером сработал захват Крыма. Тогда и была проведена в четкая «граница» между патриотами и предателями.

Приверженцев оккупантов переполняли радужные надежды: «У нас будет так же хорошо, как и в России. Даже как в Швейцарии!» Я пытался объяснить, что в РФ все не так уж хорошо, да и наш регион дотационный. Рекомендовал прочитать экономические показатели хотя бы на сайте облгосадминистрации. Чтобы они понимали, к чему приведет отделение региона от Украины и интеграция в экономику РФ, которой Донбасс не был нужен. Тщетно.

Некоторые бывшие коллеги еще в феврале 2014-го развесили у себя в кабинетах флажки России. Например, замначальника отдела уголовного розыска луганской милиции Сергей Тимощенко и его товарищ Алексей Бережной. Тимощенко вместе с его братом, который до войны занимал должность замначальника патрульно-постовой службы в Луганске, подались работать в «отдел физической защиты генпрокуратуры ЛНР». Не прошло и года, как их убили свои же. В ночь на 9 марта 2015-го братья зашли в кабак, где сидели только что вернувшиеся из Дебальцево боевики. Завязалась пьяная ссора. Их оппонент, луганчанин, который до войны занимался скупкой-продажей золота, предложил выйти. Они согласились без опасений — самоуверенные дюжие мужики «при должностях» да с оружием. А тот молча выстрелил в затылок тому, кто вышел последним, а тому, кто обернулся, — в лоб.

Читайте также: Александр Лаврушко: «Полгода я жил с 20-сантиметровой дырой в голове, едва затянутой кожей, под которой пульсировал мозг»

Все, кто получил должности в оккупационной власти, в свое время вращались «на орбите» регионала Александра Ефремова, которого в сейчас обвиняют в государственной измене. Это были люди небедные, захотевшие легко добыть еще больше денег. Конечно, и отпетые неудачники тоже не упускали возможности пошиковать.

Знакомый бизнесмен, автосалон которого ограбили сразу после захвата горуправления милиции Луганска, рассказывал, как один пьяный оборванец с автоматом уселся в салон белоснежного «Лексуса» и, едва отъехав, врезался в столб. «Пойду еще себе авто возьму», — произнес забулдыга.

«Бывший уголовник, которого я „посадил“, теперь служит в разведке»

— Многих бывших уголовников встретили в рядах боевиков?

— Не считал. Но знаю и того, кого война перековала: бывший уголовник, которого я когда-то посадил, теперь служит в украинской разведке. В 2010 году я поймал этого парня и отправил под суд за грабеж. В 2014-м встретил его на улице. Он сказал, что освободился условно-досрочно и пополнять ряды боевиков не намерен. Мол, и компания захвативших СБУ не его уровня, и он понимает, что если Донбасс отойдет к России, то следующий срок он будет мотать где-то в вечной мерзлоте.

Он отправил свою семью к родственникам в центральную часть Украины, затем уехал и сам. В 2016-м неожиданно позвонил мне: «Добрый день, коллега». И, назвав себя, объяснил: «Мы теперь вместе защищаем нашу родину». Рассказал, что с прошлым завязал, устроился на работу. «А в армию пошел, потому что стало стыдно перед дочкой, которая, приходя из школы, рассказывала, что папы многих ее одноклассников родину защищают. «Однажды дочь спросила меня, почему я не иду воевать: «Боишься?». У меня ком в горле. Родная дочь меня трусом назвала! Всю ночь курил, а утром сказал жене, что иду в военкомат».

Читайте также: «Сергей не раз говорил: «Пусть лучше я погибну, чем придется потом смотреть в глаза матери погибшего молодого бойца»

Я удивился. Как-то мы с товарищем поехали в бригаду, в которой он служит и сейчас. Командир подтвердил: боец в «блатных» наколках служит в разведке и беспощаден к врагам. «Я хочу показать им, куда они пришли. Я из-за них не могу родной дом и могилы предков проведать», — объяснил разведчик свою непримиримость к оккупантам. Мы сели с ним за стол. А вот с некоторыми моими земляками я теперь за один стол уже не сяду.

«Решили в плен не сдаваться и достали ножи, как вдруг я увидели на столбах украинские флаги»

— А когда вы покинули Луганск и за что попали в «расстрельный список» из 17 украинских милиционеров?

— В захваченный Луганск весной-летом 2014-го мне пришлось съездить не раз. 21 мая мы с коллегами эвакуировали часть табельного оружия. «Пропуском» на блокпостах боевиков тогда нам послужила водка. Оружие доставили благополучно. А 26 мая, когда по пути из Сватово в Луганск на блокпосту боевиков в Счастье взяли в плен семерых наших милиционеров, в том числе и Губанова, я вместе с коллегами пошел их освобождать. Мы предполагали, что их держат в захваченном здании Луганской облгосадминистрации. Возле него собралось очень много сотрудников милиции.

К боевикам тогда из оккупированного Славянска тоже прибыли на помощь человек сорок. Там же мы заметили бывших коллег, кто уже сделал свой выбор в пользу «ЛНР». К нам вышел «первый министр МВД ЛНР» Юрий Ивакин, бывший начальник Житомирского областного управления милиции, и спросил: «Вы знаете, кто я?» Мы дружно ответили: «Урод!». Но штурма не потребовалось: боевики испугались и, спустя сутки, коллег отпустили. Оказалось, их держали в захваченном здании СБУ Луганска и подвергли пыткам.

Все, кто не предал присягу, уехали на новое место службы сначала в Сватово. Но в начале июня 2014-го группу милиционеров, в том числе и меня, снова отправили в Луганск, пустив слух, что мы все уволились.

А многие и правда увольнялись: кто-то не выдерживал бытовой неустроенности и не мог смириться с потерей всего нажитого, кто-то мечтал о повышении на службе у оккупантов. Жилье уехавших на мирную территорию было подчистую ограблено — даже демонтировали унитазы и выносили начатые пачки женских прокладок. Затем у «экспроприаторов» это все «экспроприировали» их же последователи. В общем, я насчитал уже немало тех, кто так или иначе поплатился за свое предательство.

Мы обустроились на новом месте службы ближе к осени, когда всех переформировали. А то бывало, что человек прибыл на новое место назначения, а документы его еще в пути. И он дежурит на блокпосту в кедах, «вооруженный» только саперной лопаткой. Я сам до ноября прожил в служебном кабинете, потом снял квартиру. А моя жена родила нашего первенца у родственников на мирной территории и приехала ко мне уже с малышом аж в феврале 2015-го. Теперь и она работает уголовном розыске.

Знаменитый же «список семнадцати» — сотрудников украинской милиции Луганщины — был опубликован в сепаратисткой газетке «XXI век» в сентябре 2014-го. «МВД ЛНР» обвинило нас в «преступлениях против человечества» и приговорило к расстрелу на месте.

— Чем занимались в оккупированном Луганске? И как потом оттуда выбрались?

— Провожал боевиков в последний путь. Буквально! Задание у всех засланных было одно — сбор оперативной информации. И мне сказочно повезло: позвонили знакомые из похоронного бюро и пожаловались на то, что их администратор с первыми же обстрелами покинула город. Я попросился на работу: мол, я же из милиции уволился и мне ли покойников бояться? А эта похоронная конторка располагалась прямо напротив одной из баз боевиков. И пошла работа! Вышел на перекур — обстановку на базе «срисовал». Пришли хоронить «сепара» — данные врагов зафиксировал.

Семьям первых погибших боевиков щедро платили на погребение — до 50 тысяч гривен. И я уговаривал их не скупиться: «Вы хороните первых „защитников республики“. Это будет записано в истории, на похоронах будет пресса. Для выноса гроба мы можем предоставить и свою команду, но я считаю, что „героя республики“ должны нести побратимы. Я запишу ваши контактные данные, чтобы собрать и проинструктировать всех в нужное время». Ничего сверхъестественного — стандартная процедура.

Я «проводил» в последний путь многих боевиков и неплохо на этом заработал. На вырученные деньги жил и купил себе снаряжение, которое мне служит и сегодня. Но спустя три недели мое непосредственное руководство приказало всей разведгруппе срочно уходить — нас кто-то вычислил.

Меня уговорили взять с собой еще одного сотрудника. Я с трудом согласился. И не пожалел. Попутчик оказался из «непримиримых», как и я. Это был Андрей Плясунов. До войны он работал в дежурной части, сейчас — старший опер управления уголовного розыска Луганской области. Его сын — на фронте, награжден орденом «За мужество».

Нам помогли выбраться коммерсанты-патриоты — благодаря «охранной грамоте» от боевиков. Ограбленным предпринимателям давали такие письма с номером телефона главаря банды: «Внес свой посильный вклад в борьбу армии Юго-Востока». Эти письма и значки с печатью «армии» предприниматели предъявляли новым «экспроприаторам»: мол, все украдено до вас. Билетов было не достать, друзья-бизнесмены оплатили нам проезд в купе проводников поезда «Луганск-Москва». Мы должны были сойти в Старобельске, но перед отправлением поезда там взорвали пути. И мы поехали неизведанным маршрутом через оккупированные Горловку и Донецк. Встретили нас свои уже аж в Харькове.

Мы везли с собой свои служебные удостоверения и камуфляж. Когда миновали Донецк, на какой-то станции проводница, пробежав по вагону, сказала, что мы «приехали»: в поезде вооруженные люди проверяют документы. Мы решили в плен не сдаваться и достали ножи. Чтобы оценить обстановку, я выглянул в окно и вдруг увидел на столбах украинские флаги. Заскочил в купе с криком: «Брат, прячь нож, тут свои!». В купе зашли местные милиционеры. Мы показали им удостоверения и сказали, что пробираемся к своим. Они поинтересовались, как там, в Луганске. Мы ответили: «Жесть». В тот день мы пережили такую бурю эмоций, что и названия той станции даже не запомнили.

Потом было еще много таких моментов, когда нужно было «переиграть» противника. Даже в день появления на свет своего сына я был на задании. 31 июля 2014-го, когда я собирался в рейд на зачистку Станицы Луганской, жена сообщила, что ее забирают в роддом. Увидев мое волнение, товарищ приказал мне забыть о том, что от меня сейчас не зависит, и сконцентрироваться на нашей операции: «Мы зашли сюда на своих ногах и так же должны отсюда и выйти!» Рейд прошел успешно.

Читайте также: «Ольга прошла курс обучения, который и парни не выдерживали, и получила в подарок снайперскую винтовку»

Фото предоставлены Антоном Потурайко