ПОИСК
Суспільство та люди

«Мы знали, что COVID-19 – это страшно. Но даже не представляли, что настолько»

7:44 27 жовтня 2020
В небольшом райцентре Тараща Киевской области произошла трагедия: от осложнений COVID-19 умерли Валентин и Галина Степченко. Валентину был 51 год, его жене — 39 лет. Мужчина работал анестезиологом в Таращанской центральной районной больнице, а Галина — медсестрой в местной поликлинике. Супруги умерли с разницей в один день. У них остался 13-летний сын Антон. Он тоже переболел коронавирусом и лежал в больнице. Антон остался круглым сиротой, и теперь мальчика хочет взять под опеку его тетя из Черкасс.

О трагедии, которая потрясла Таращу, а затем и всю Украину, стало известно несколько дней назад. Рассказывая о произошедшем, ведущая телеканала «1+1» Наталья Мосейчук расплакалась в прямом эфире. «ФАКТЫ» выяснили подробности трагедии, поговорив с двумя тетями Антона Степченко: с сестрой его мамы и сестрой его отца.

«В некоторых райцентрах признавались, что несколько мест в „ковидном“ отделении „забронированы“ для представителей районной власти»

— Галя умерла 10 октября, а Валентин — 11-го, пережив жену всего на день, — рассказала «ФАКТАМ» сестра-двойняшка покойной Галины Степченко Нина Фещенко. - Они и заболели практически одновременно. Гале стало плохо 28 сентября, у нее поднялась высокая температура, начало ломить все тело. 29 сентября аналогичные симптомы появились у Валентина и Антона. Они сдали ПЦР-тесты на коронавирус, но результатов пришлось ждать почти неделю. Сами тем временем лечились дома, но их состояние ухудшалось. Сестра жаловалась на одышку, сильную слабость и боль в спине. Говорила, что ей больно лежать. Галя не могла даже сходить в душ — падающие на спину капли воды причиняли ей боль. Температуру удавалось сбивать только до 38 градусов и всего на несколько часов, после чего она снова поднималась. У Валентина тоже была высокая температура.

Сразу скажу, что ни у Гали, ни у Валентина не было хронических заболеваний. Посмотрите на Галю на фотографиях — полная сил цветущая молодая женщина. До сих пор не могу поверить, что за какие-то две недели ее не стало… Возможно, их следовало госпитализировать раньше. Но ведь не было результатов ПЦР-тестов. А без этих результатов их не могли взять ни в отделение для коронавирусных больных, ни в обычное. Хотя все симптомы и течение болезни указывали на то, что это коронавирус. Когда в субботу, 3 октября, Галю все же госпитализировали, результата ее теста все еще не было — он пришел только 4 октября (и, как и следовало ожидать, оказался позитивным). Сестру забрали в больницу, потому что она уже задыхалась. Часа три не знали, куда ее определить. В Тараще мест не было. Отвезли в больницу в райцентр Мироновка.

РЕКЛАМА

По словам Нины, Галина и Валентин заразились на работе:

— Среди их друзей и знакомых, не имеющих отношения к больнице, в тот момент случаев заражения коронавирусом не было. А больница — это зона риска. В поликлинику, где работала Галя, ежедневно приходят десятки людей. Валентин — анестезиолог, он контактировал со множеством пациентов. По правилам отделения, которые не принимают коронавирусных больных, должны брать пациентов только со свежими отрицательными ПЦР-тестами. Но на деле все происходит не так. Человек сдает тест и неделю не может получить результат. А что делать, если помощь ему нужна уже сейчас? Приходится госпитализировать.

РЕКЛАМА

4 октября тест подтвердил у Гали COVID-19, а уже на следующий день ей понадобился кислород. В тот же день госпитализировали и Валентина. Ему удалось найти место только в Белой Церкви.

— Сейчас больницы переполнены, и пациентов, нуждающихся в госпитализации, возят по области, пытаясь куда-то определить, — рассказала «ФАКТАМ» сестра Валентина Степченко Галина. — Даже для брата — единственного анестезиолога в районе — долго не могли найти место. Обзванивали больницы в соседних районах, но везде был один ответ: извините, инфекционные отделения переполнены. А в некоторых райцентрах признавались, что несколько мест в «ковидном» отделении еще есть, но они, дескать, «забронированы» для представителей районной власти.

РЕКЛАМА

Валентина сначала повезли в Кагарлык, но на полдороге развернулись и повезли в Белую Церковь. Получилось, что они с женой лежали в разных больницах в разных райцентрах. А когда 9 октября госпитализировали и Антона, его и вовсе отвезли в Боярку. Антошу забрали в больницу, потому что ему тоже стало хуже. Кашель, температура, которую никак не удавалось сбить, отказ от еды… Хотя ему всего 13 лет, он переносил болезнь достаточно тяжело. Когда Антона забрали в больницу, его мама уже день как была подключена к аппарату ИВЛ, который, к сожалению, ей не помогал. Еще 8 октября она писала Антону, что очень сильно его любит и скоро обязательно вернется домой. А уже на следующий день ее состояние стало критическим.

«Брат был единственным анестезиологом на весь район…»

— Врачи видели, что ИВЛ не дает результата, и мы начали искать для Гали аппарат ЭКМО (экстракорпоральная мембранная оксигенация), — продолжает Галина. - Нашли такой в двух киевских больницах. Но в частной клинике этот аппарат был занят, а в государственной не брали с диагнозом COVID-19. Да и транспортировать Галю в том состоянии, в котором она находилась, уже было невозможно… 10 октября она умерла. Мы не стали говорить Валентину о ее смерти. Он был в сознании, но врач сказал, что такое известие может только навредить. Накануне ему сообщили, что Антошу забрали в больницу — и после этой новости ему стало хуже… Брат умер на следующий день, 11 октября. Возможно, он ушел, так и не узнав о смерти Гали. А может, кто-то ему и сказал — телефон до последнего был при нем, и кто угодно мог ему позвонить. Этого мы уже не узнаем.

Антону о смерти родителей сразу не сообщили.

— Мы боялись сказать, — голос Галины дрожит. — Думали сделать это, уже когда его выпишут из больницы. Хотели как-то подготовить… Галю и Валентина похоронили в один день — 12 октября. Через два дня пришлось сказать племяннику правду. Мне нужно было оформлять над ним опеку, и Антоша должен был сам написать соответствующее письмо в соцслужбы. Это был самый страшный момент в моей жизни. Я сказала ему: «Сыночек, родителей больше нет». У меня нет своих детей, и я всегда называла Антошу сыночком. Он посмотрел на меня с недоверием: «Как нет? Обоих?!» Я расплакалась. По щекам Антона потекли слезы. Он продолжал все так же на меня смотреть — с удивлением и недоверием. «Сыночек, поплачь», — сказала я ему. «Не могу, — еле слышно сказал племянник. — В горле ком, не получается…» Уже потом, увидев мамину страничку в «Фейсбуке», он расплакался…

Антон очень любит своих родителей. С детства говорил, что во всем хочет быть похожим на папу. И врачом хотел стать, как отец. Антон хорошо учился, очень старался… В прошлом году дошел до областного этапа на олимпиаде по математике. Его школа находится через дорогу от больницы, и он раньше постоянно бегал к родителям, ждал их, чтобы вместе пойти домой.

У них была очень хорошая дружная семья. Брат познакомился с Галей на работе — когда она после окончания белоцерковского медучилища пришла в их больницу. Они прожили вместе 17 лет. Мы с братом были очень близки. Рано потеряли родителей и во всем старались друг друга поддерживать. Валентин жил медициной. Медучилище, а после армии — медицинский институт имени Богомольца, аспирантура и должность анестезиолога в Таращанской райбольнице. Он был единственным анестезиологом на весь район. 24 часа в сутки был на связи, не знал, что такое выходные и отпуск, потому что в любой момент его могли вызвать в больницу. Теперь анестезиолога в Таращанском районе нет. Ни одного. Иногда в местную больницу приезжает анестезиолог из другого района, но далеко не каждый день. На днях в больницу привезли 15-летнего подростка после аварии. Ему срочно требовалась операция. И это чудо, что анестезиолог из другого района была на смене. Иначе мальчика не спасли бы…

Мы до последнего надеялись, что брат выживет. Он не был на аппарате ИВЛ. Мы дважды покупали ему дорогостоящие капельницы — и они вроде бы давали результат. Но увы… Валентин до последнего был на связи. Переживал за Галю, за Антона, даже за меня. Когда узнал, что я еду к Антону (это было еще до того, как племянника забрали в больницу), разволновался: «А если ты тоже заразишься? Пожалуйста, будь осторожна!» Я заверила его, что мы с Антоном будем в разных комнатах. Сама же на всякий случай подготовила сумку с вещами первой необходимости — на случай, если заражусь и меня тоже положат в больницу… Мы знали, что COVID-19 — это страшно. Но даже не представляли, что настолько. Что два здоровых человека, которым еще бы жить и жить, сгорят за какие-то две недели.

Это семейное фото сделано за год до трагедии, во время празднования 50-летнего юбилея Валентина Степченко

— Я до сих пор не могу поверить, что их нет, — признается Нина Фещенко. — Мне постоянно кажется, что Галя сейчас позвонит и скажет, что все это неправда… Мы стараемся поддержать Антона. Сейчас его уже выписали из больницы. Он не говорит о родителях. Держит все в себе. Иногда в разговоре у него может проскользнуть: «А мама делала вот так… А папа говорил…» Скажет — и тут же замолкает. Ему очень больно.

«Надеюсь, что Антона, который остался круглым сиротой, поддержит государство»

— Психолог советует пока не лезть к нему в душу, — говорит Галина. — Антошу поддерживают учителя, одноклассники. Разговаривают с ним на отвлеченные темы — о классе, об учебе, о компьютерных играх. На днях осторожно спросила племянника, не хочет ли он пойти на кладбище. «Чуть позже, тетя, — ответил Антон. — Я должен немного к этому привыкнуть». Несмотря на то что дома все напоминает о родителях, племянник не хочет уезжать из Таращи. Поэтому я переезжаю к нему из Черкасс. Надеюсь, мне удастся здесь найти работу (я по специальности экономист). И надеюсь, что Антона, который остался круглым сиротой, поддержит государство. Многие говорят о том, что добиться обещанной властями компенсации родным умерших от COVID-19 медиков очень непросто. Что им еще приходится доказывать, что заражение произошло на работе, и во многих, казалось бы, очевидных случаях, таких доказательств почему-то не находят. Больше всего боюсь, чтобы в случае с Антоном не началось то же самое. У него впереди вся жизнь, поступление в университет. Кто его теперь поддержит?

Как удалось узнать «ФАКТАМ», сейчас по поводу заражения и смерти супругов Степченко идет разбирательство в районном управлении Госслужбы по вопросам труда. К слову, в Таращанской центральной районной больнице на звонок из «ФАКТОВ» отреагировали не очень хорошо. Сотрудница приемной главврача категорично заявила, что руководство больницы отказывается от каких-либо комментариев по поводу умерших врачей, и поспешила закончить разговор, перенаправив нас в местное управление труда.

К сожалению, опасения тети Антона Степченко вполне обоснованны. В июле «ФАКТЫ» рассказывали о двух братьях-врачах, которые умерли от коронавируса. Сначала от осложнений COVID-19 скончался 58-летний начальник Львовского военного госпиталя Иван Гайда, а затем его родной брат — 52-летний хирург из Черкасс Олег Гайда. В обоих случаях было совершенно очевидно, что братья заразились на работе. Очевидно для всех, кроме властей и комиссий, проводивших расследования. Сын Олега Гайды Игорь рассказывал «ФАКТАМ», что целью комиссии было найти того самого «нулевого» пациента, который «принес» коронавирус в поликлинику. Хотя все понимали, что шансы установить такого человека стремятся к нулю. Ведь в поликлинику запросто могут заходить не только пациенты, но и их родственники. Или же человек, который даже не записан на прием и не оставил никаких данных.

Несмотря на общественный резонанс, добиться положенных за смерть медика выплат родным Олега Гайды пока не удалось. Комиссия Госуправления по делам труда долго и безуспешно разыскивала «нулевого» пациента. Было даже инициировано повторное расследование, но Управление социального страхования обратилось в суд с требованием отменить акт о повторном расследовании. Сосновский райсуд Черкасс рассмотрит это дело 5 ноября.

Еще один яркий пример того, как родственники врачей, умерших от коронавируса, не могут добиться обещанных выплат, — это смерть 51-летнего врача Ивана Венжиновича, который был лицом билбордов «Спасибо за жизнь». Иван Венжинович работал терапевтом в Почаевской районной больнице и лечил как раз пациентов с коронавирусом. В мае американское информагентство Associated Press публиковало фотографию Ивана Венжиновича в материале об украинских больницах, уже тогда переполненных больными с диагнозом COVID-19. 28 сентября Ивана Венжиновича госпитализировали с пневмонией, а 30 сентября врач умер. Все его симптомы указывали на то, что это коронавирус, ПЦР-тест показал отрицательный результат. И хотя всем известно, что тесты часто дают так называемые ложноотрицательные результаты, теперь родные Ивана Венжиновича, который, по сути, пожертвовал жизнью ради спасения больных, не могут добиться выплат.

Напомним, что компенсация от государства родственникам умерших от коронавируса медиков составляет 1 миллион 576 тысяч гривен. Но только в том случае, если доказано, что они заразились во время выполнения профессиональных обязанностей. Если заразились не на работе — 210 тысяч гривен. Семья Ивана Венжиновича не получила вообще ничего, так как тест был отрицательным.

Получит ли выплаты от государства Антон Степченко, который из-за COVID-19 остался круглым сиротой? «ФАКТЫ» будут следить за развитием событий. А для всех, кто может помочь мальчику, сообщаем номер карточки 5168 7456 0376 8505.

Читайте также: «Прощай, коронавирус. Вымотал ты меня, сволочь этакая»

Ранее «ФАКТЫ» публиковали совет доктора Комаровского, как наверняка диагностировать коронавирус.

Фото из семейного альбома

27401

Читайте нас у Facebook

РЕКЛАМА
Побачили помилку? Виділіть її та натисніть CTRL+Enter
    Введіть вашу скаргу
Наступний матеріал
Новини партнерів